бельмо на глазу, в сознании маячил пресловутый долг. Как только она приняла решение перестать убиваться, задавать риторические вопросы и задвинуть все романтические воспоминания на заднюю полку своей души, температура спала, и она поднялась с кровати. Сам факт, что выхаживать её некому, тоже немало поспособствовал выздоровлению. Добрые соседи, конечно, приносили еду, но варить куриные бульончики и держать её за руку было некому, все были заняты проблемами собственного выживания. На войне как на войне.

Первым делом Арина отправилась к сестре, зная, что после того как Надюха уехала, никто лучше Дашки не даст ей хорошего пинка для дальнейшего продвижения по жизни. Сентиментальностью Дашка не отличалась даже в детстве.

– Ты совсем ненормальная, что ли? – удивилась Дашка. – Приехать в Лондон, чтобы крутить романы с белорусами и украинцами? В этом городе полно итальянцев, испанцев, французов, кого угодно можно найти, не считая англичан. А наши мужики здесь никому не нужны. Дома они ещё, может быть, что-то представляли из себя, а здесь они всё равно что люди второго сорта. Ни жилья, ни денег, работают на стройках, по-английски не говорят, с документами полный бардак, того гляди депортируют. В лучшем случае, находят какую-нибудь нелегальную работу на две ставки, пашут, как проклятые, чтобы отложить денег и свалить домой. И с таким мужчиной ты собираешься строить будущее? Выкинь ты лучше из головы всех своих неприкаянных Паш и Слав и найди себе приличного мужика.

– Что же ты, в браки по любви совсем не веришь?

Дашка посмотрела на неё с выражением полной безнадёжности.

– Арина, какая любовь в тридцать лет? По любви выходят замуж в двадцать, когда ещё мозгов нет, одни гормоны. К тридцати годам женщина утрачивает способность влюбляться, это учёными доказано. Мужчина может влюбляться до девяноста лет, у них такая физиология. Женщина к тридцати годам, если она, конечно, совсем не дура, должна всерьёз задуматься о том, кому рожать своих детей, с кем она будет чувствовать себя защищённо и не бояться за завтрашний день. Приехать в Лондон, чтобы рай в шалаше устраивать – посмотрите на неё!

Где-то в глубине души Арина не могла согласиться с Дашкой, но противопоставить ей было нечего. Неустроенная личная жизнь в России, два неудачных романа в Лондоне, утопический Джон Льюис, который так и не спустился к ней со своего пьедестала. Пытаясь справиться со своим разочарованием, она приняла решение зарегистрироваться на английском сайте знакомств, чтобы занять себя делом и отвлечься от тоскливых мыслей.

«Может быть, и нет никакой любви. Может быть, всё это физиология чистейшей воды. Буду руководствоваться примитивным расчётом. Если мужчина подходит по всем критериям и мне комфортно в его обществе, значит, достойный кандидат».

Чтобы не казаться пустословной даже в собственных глазах, она пообещала себе, что не будет раскисать и начнёт ходить на свидания всякий раз, как ей кто-нибудь приглянется. И чтобы не дать себе сойти с дистанции после первых неудач, она дала себе слово, что встретится, по меньшей мере, с десятью мужчинами, прежде чем забросит эту затею как безнадёжную.

                                          * * *

Уже с понедельника Арина заступила на новое рабочее место, а Наташа взяла над ней шефство. Выполняя ежедневную рутину, она велела ходить за ней хвостиком, запоминать, что и как делать, и задавать вопросы. «Тебе ещё повезло, что есть кто-то русскоговорящий, а то бы филиппинцы тебя учили – ничего бы не выучила», – заверила она.

Регистрация в агентстве прошла без осложнений. Уже в первую неделю Арина получила нагрузку в тридцать часов. Агентство знало, что у неё студенческая виза, но не знало, какую нагрузку может предложить отель. Отель знал нагрузку, но не знал, что у Арины студенческая виза. Как при любой сложной бюрократической структуре, система дала сбой. А может, никого и не волновало, что написано у неё в визе. В горячий сезон каждые руки на вес золота. Когда бизнес требует, и не на то глаза закроешь. Зарекомендовав себя на новом месте, она стала получать до пятидесяти часов в неделю. При загруженной неделе предлагали работать в выходные. Конференций по выходным не было, зато случались банкеты и частные вечеринки. В иные дни нагрузка достигала шестнадцати часов в день, а с утра опять на работу. За вычетом времени на дорогу и сборы, на сон оставалось пять часов. Поздними вечерами на полном автопилоте расставляя указатели для завтрашних конференций, Арина невольно усмехалась: «Теперь только газовых горелок не хватает. Согласно теории бывшего ученика Данила Казанцева, если пахать по шестнадцать часов в день, можно привести страну к процветанию».

«Вот только напрашивается вопрос, чью страну? – насмешливо щурился воображаемый Казанцев. – Вот именно!»

Лондонская жизнь встряхнула Арину не по-детски, перевернула с ног на голову все понятия, каждый день ломала привычные принципы и установки и не оставляла даже времени думать о прежнем образе жизни. Она совсем не скучала по школе, но, к своему удивлению, то и дело ловила себя на мысли о своих бывших учениках. Арина размышляла не столько о том, как они там без неё живут и учатся, сколько о том, что они вынесут из школы, какую мораль, какие убеждения, что будет с ними в будущем, кем они станут, найдут ли своё счастье, оправдаются ли их устремления. Ей часто казалось, что она не нашла места в родной стране, потому что попала в переходный период. Воспитанная в советских понятиях, которые больше не работали, она не вполне понимала, как применить себя в новой постсоветской жизни, где виделось только две альтернативы: работа в школе за гроши или уход в частную структуру, мало связанную не только с образованием, но и с тем образом жизни, к которому её готовили родители. Её ученики, родившиеся на десятилетие позже, жили уже в другой реальности, капиталистической. Необременённые пионерскими заветами и комсомольской моралью, возможно, они преуспеют в жизни и с лёгкостью найдут своё место. По крайней мере, некоторые из них. Умничка Казанцев вспоминался чаще других как раз потому, что уже в пятнадцать лет озвучивал свои амбиции достичь в жизни больших высот. Получится ли у него? Хватит ли сил? Есть ли в нём внутренний стержень или все его амбиции – просто трёп подростка, который не видел жизни? К тому же провинциального подростка. Как много краснознамёнских выпускников реально достигли в жизни больших высот?

А ещё она часто думала о том высоком социальном статусе, который обеспечивала ей профессия преподавателя, и который был совершенно утрачен за границей. И хотя после развала Советского Союза учителя уже не пользовались таким почётом и уважением, как в советские времена, в провинциальных школах их ореол непогрешимости и незыблемого авторитета всё ещё сохранялся. Здесь же она была никто, её руководство, клиенты и даже другие официанты не только не предполагали обнаружить у неё высокий интеллект и незаурядные способности, они даже не стремились завести с ней какой-либо осмысленный разговор, выходящий за рамки вежливого обмена дежурными фразами.

В первый день Арину поставили на кофе-станцию – сказали, там большого ума не надо и языка не требуется. Чего там понимать: чай-кофе, с сахаром-без сахара. Но первый же кофе-брейк дался с трудом. Участники конференции, как будто сговорившись, хотели чего-то невообразимого – чай с цинамоном, пеперминтом или джинджером, на элементарный вопрос о молоке бормотали про какой-то «даш», «сплэш» и «скимд», постоянно спрашивали ванную комнату, женскую комнату и какой-то «лу» – все три в итоге оказались всего лишь туалетами – и всё время отбирали у Арины кувшин с молоком, чтобы налить себе ровно столько молока, сколько они привыкли пить со своим чаем.

– Тебе сегодня не повезло, – хохотнула Наташа. – У нас сегодня преподаватели.

– Ну и что? Слишком требовательные?

– Да нет. Просто женщины.

На другой день были экономисты, девяносто пять процентов мужчин, поэтому им было почти всё равно, что им наливают. Все они были очень славные ребята, терпеливо стояли в очереди, ожидая, пока их обслужат, не споря пили чай вместо кофе